"Jeździec miedziany" Aleksandra Puszkina a "Ustęp" III części "Dziadów" Adama Mickiewicza : próba sumarycznego spojrzenia

Małgorzata Stachurka

Uniwersytet Warmińsko-Mazurski w Olsztynie

Abstrakt

Медный всадник это плод второй болдинской осени (1833 г.). В статье дана попытка представления в сравнительном плане сумарного взгляда на Медного всадника и Отрывок III части Дзядов с обстоятельным использованием работ как польских исследо­ вателей (В. Спасович, Ю. Третьяк, В. Ледницкий, М. Якубец, С. Фишман, В. Кубацкий, Б. Гальстер и др.), так и русских (Д. Д, Благой, Б. П. Городецкий, Ю. Б. Борев, Н. А. Рябинина, Н. В. Измайлов, Л. С. Сидяков, Е. А. Маймин, В. Кантор, П. И. Ивинский, Д. П. Ивинский и др.). Поочередно рассмотрены такие проблемы, как: символика обоих произведений, вкутренние их связи, полемическая преемственность историографии и историо­ софии, мотивов, картинных зарисовок и образов. В Медном всаднике несколько раз появляется имя польского поэта, несмотря на тогдашний запрет цензуры. Вступая в литературную дискуссию с Мицкевичем, певец России стремился выразить свои взгляды на деятельность Петра I, а также на взаимоотношения „общего” и „частного”, на трагическое противоречие государственности и личности, что так ярко выразилось в картинах наводнения и бедствий города, и особенно в контрастных сопоставлениях Петра I и Евгения. Медный всадник это своеобразный узел в творчестве Пушкина. Произведение творчески связано с предшествовавшими ему дра­ мами Борис Годунов и Каменный гость, а также со стихотворением Моя родословная. Отпечаток истории о сумасшедшем Евгении нашел свое частичное воплощение в Пиковой даме, а также в поэмах Анджело и Полтава.